Фанатею
Пользователи
108
21.3.2010
76913
|
Ну искала я искала место куда выложить интервью Джонни... Думаю суда больше всего подойдет. Итак, с позволения Марго я хочу вам представить интервью Джонни Деппа, напечатанное в феврале текущего года в журнале "Psychologies"
«Я явно имею дело с человеком плато, в том смысле, о котором говорил он сам: «Когда долго карабкаешься, обязательно выйдешь на плато».
Джонни Депп сейчас на плато – он довольно высоко и ему открывается вид как на низменность, так и на небо. Но в нем никакого высокомерия, он стеснительный человек, деликатный. Он вообще думает, что стал на «ты» со всем миром и ему нравится эта фаза жизни. У него трогательные морщинки вокруг глаз, скрытых очками с голубыми стеклами и в массивной оправе, и маленькие руки в кожаных браслетах-напульсниках. Он не образец идеального телосложения и мужской красоты. Он угловат, но мягко движется, совсем бесшумно. Его пластика лишена жестикуляции, а мимика сдержана. Вывернув карманы, он кладет на столик между нами пачку коротких коричневых сигар и зажигалку. Это единственное решительное действие, которое он совершил за все время нашего разговора. Так и не закурил. Так и не поменял позы в кресле. В его тихом голосе, в этих морщинках, в поведении, буд-то специально выработанном, что бы не привлекать внимания, в интонационном «ты», обволакивающем произносимое «вы», есть большее – значимость. Сразу понятно: Джонни Депп – значительная фигура. Хотя и не идеальная.
Р.: Многие видят в вас нонконформиста, бунтаря, - из-за ваших браслетов, шляп, татуировок… и при этом очевидно, что едвали не главное из ваших качеств – верность: вы 20 лет дружили с Хантером Томпсоном, 20 лет снимаетесь у Тима Бертона, 12 лет сохраняете отношения с одной женщиной… Чего в вас больше – норова или терпимости?
Д.Д.: Внутри меня нет конкуренции. И я не сказал бы. Что верен кому-то или чему-то. Я верен себе.
Р.: Многие помнят, как вы крушили номера в отелях и рассказывали о том, что были так называемым трудным подростком, - у подобных вещей есть причины и следствия.
Д.Д.: Это и правда и неправда одновременно. У меня действительно было непростое детство. Мои родители растили четверых детей в довольно сложных условиях и любили нас. Но они пошли на поводу условности – все ради сохранения «полной» семьи. Что оказалось пыткой для тех, ради кого они, казалось бы, вовремя не расстались. Следовать условностям, тому, что навязанное из вне, - ошибка, я убежден. И тогда так считал, а потому считался трудным подростком. Сам-то я о себе так не думал. У меня всегда была довольно высокая самооценка, я был абсолютно уверен в себе.
Р.: Что вам сообщало такую уверенность в себе?
Д.Д.: Наша семья…. Она была не просто неблагополучной, а глубоко больной. Все провоцировало на крайность. Моя крайность была отстаивать то, каков я есть. Бороться за собственную индивидуальность. А потому появилась гитара. Меня интересовала только музыка. Знаете, я вообще не помню переходного возраста, не помню конфликтов, ссор, буйства гормонов. Помню, что я тогда слушал, что играл, как пальцы до суставов стер, пытаясь играть на гитаре. Ничего не имела большего смысла, чем музыка. Я всегда подозревал, что быть не как все – нормально. Быть другим – не криминал. Школа была постоянным испытанием, если не пыткой. И я ее бросил. Ничего особенного, просто я иначе видел сой путь.
Р.:Что помогает вам не сворачивать со своего пути?
Д.Д.: Я не могу быть… чужим продуктом. Я не могу стать результатом усилий других. После сериала «Джамп-стрит, 21»… я стал вроде тинейджерской иконы. И на мой счет стали строить планы. Но я небыл намерен становиться брендом – «Джонни Депп из «Джамп-стрит». Я всех послал – без грубостей, внутри себя, но окончательно. И начал искать другую роль. Так я и снялся сначала у Джона Уотерса в хулиганской «Плаксе», а потом, наконец, у Тима Бертона. В роли чудища, а не гламурного юноши с коком. Бледного, худосочного, лохматого парня искусственного происхождения, в шрамах. И с ножницами вместо рук.
Р.: Вам не было страшно отказаться от верной карьеры?
Д.Д.: Что действительно меня доканало – я видел как работала эта машина
по перемалыванию меня в фарш популярного актера. Я видел, как закрутился маховик. Как я окажусь сначала на коробке для школьного завтрака, потом на термосе, а потом на обложке тетрадки… И я взорвал этот асфальтный каток! Меня не пугала никакая работа – ни в ресторанном варьете, ни клоуном в «Макдональдсе». Лишь бы не под каток. Я не собираюсь соответствовать чьим-то ожиданиям. У меня есть свои. Можно сказать, я сделал карьеру на провалах. Я не для кассы снимаюсь. Да и потом, не люблю я. Когда жизнь дает мне понять, что готовиться загнать меня в угол. В эти-то моменты я и начинаю попу показывать, номера крушить, камнями кидаться.
Р.: Кидаться камнями?
Д.Д.: да это мама… Меня травили в младших классах. И затравили бы. Если бы мама не сказала: «Знаешь, Джонни, под ногами всегда есть камень. Так если травят, просто подними и брось. Целься в глаз подонкам». И я подумал: ну правда же, под ногами всегда есть камень. Мама знала, о чем говорит.
Р.: Как вы понимаете - Женская сила?
Д.Д.: Элементарно. Тот, кто видел рождение своего ребенка, уже никогда в ней не усомнится. Женщины сильнее нас. Для них не существует глупостей – только главное. Жизнь, дети, свобода. Они не завоеватели –им и так принадлежит мир, потому что они способны создавать новую жизнь. И они легко жертвуют собой. Поэтому я все больше отдаю долги.
Р.: Кому и какие?
Д.Д.: Ванессе в первую очередь. Эти 12 лет, что мы вместе, она отказывалась от ролей, от дисков – ради меня, моей карьеры, нашей семьи. Но когда встречаешь женщину, прекрасную женщину, которая так глубоко тебя понимает… в какой-то момент говоришь – «Хватит!». Надеюсь, что теперь Ванесса займется тем, что сочтет нужным – запишет новый диск, снимется в фильме. Меня совсем не смущает роль «папа всегда дома». Я теперь стараюсь бывать дома как можно чаще. Пусть ванесса почувствует свободу выбора – своего личного, не связанного с нуждами семьи.
Р. Как вы встретились? Как начинаются такие отношения – прочные, гармоничные?
Д.Д.: Обычное дело. Мы познакомились давно, в 93-м. Я помню это ощущение – ух. Секунда. А потом, в Париже я снимался в «Девятых вратах» у Полански. Сидел в лобби отеля за компьютером – ловил мейлы. И вдруг увидел в другом конце лобби немыслимую спину. «Вау…» - подумал я. Она вдруг оглянулась и посмотрела на меня. Я отвернулся, пошел к лифту. И опять эти глаза. «Вы помните меня?» - спросила она. И все. Я сразу понял: случилась большая беда. Конец, смерть всей прошлой жизни.
Р.: На каком языке вы говорите с детьми?
Д.Д.: Я – на английском. Ванесса – на французском. Они билингвы. Но мы много времени проводим во Франции, и мне не хотелось что бы мои дети думали: папа идиот, не понимающий, о чем они говорят, когда говорят по французски. Вот мне и пришлось заговорить. И теперь спрашиваю у Лили-Роуз, ужасно ли говорю, она всегда отвечает так нежно: «Ohhh, c’est tres bien, papa…» («О, очень хорошо, папа…») Это музыка сфер!
Р.: Вы признавались, что играли с ней в Барби.
Д.Д.: Иногда и сейчас играю. Правда, я-то играю корыстно: я выдумываю роль. Того персонажа, которого мне предстоит сыграть. Ставлю Барби в разные ситуации, что бы понять, как она в них поступит. Готовясь к «Туристу», я много играл в Барби. Лили-Роуз даже умоляла переключиться на другие игры.
Р.: Дети смотрят ваши фильмы?
Д.Д.: Они – да, А я никогда не смотрю и компанию им не составляю.
Р.:И кто из ваших героев им нравиться больше всего – наверное капитан Джек из «Пиратов Карибского моря»?
Д.Д.: Совсем нет. Они любят Эдварда Руки-ножницы. Это здорово. Что они его любят. Он такой одинокий… А они жалеют его, сочувствуют. Чему еще мы можем научить своих детей, как не чувствовать по настоящему глубоко? По-моему главное, научить именно этому. Остальное – просто образование.
Р.: Какой вы отец, как бы вы себя в этой роли охарактеризовали?
Д.Д.: Понимаете, семья… Они главное для меня, неожиданный подарок, спасительный круг, убежище. Я никогда не надеялся иметь все это. И поэтому теперь… Можно сказать – я живу в страхе. Постоянная тревога: Ну не может быть, что бы у меня все это было. Лили-Роуз родилась, и мне дали ее подержать. Ей было 3 часа от роду, она засыпала. Я держал ее и…Ну очень остро почувствовал: никогда, ни одно человеческое существо не будет мне ближе. И я никому не буду ближе. Так и было, пока не родился Джек… Ох, я страшно боялся второго ребенка. Как я смогу любить его так же, как Лили-Роуз? А вдруг буду любить меньше? Но когда он родился – сомнений уже не было. Любовь - странное дело Она не бывает ни больше, ни меньше. Знаете, мне было уже к сорока, когда я сделал когда я сделал первое, в своей жизни, безусловно правильное финансовое вложение. Купил дом на юге Франции для нас с Ванессой и Лили-Роуз, - тогда у нас она была еще одна. И знаете, это было впервые в моей жизни – когда я на съемках говорил: «Мне надо позвонить домой» я имел ввиду буквально – домой. Туда, где правда мой дом…
Р.: И все же вы с Ванессой не собираетесь закрепить брак официально…
Д.Д.: Моя бабушка говорила: «Не чини, что не сломалось».
Р.: Как осторожно – вам больше не по вкусу решительные поступки?
Д.Д.: Конечно, я больше не бунтую. Бунтарь может быть только бывшим, если в его жизни есть некто, кто говорит: «Ohhh, c’est tres bien, papa…»
|
Газеты и журналы, Что нового в прессе о Джонни
5.3.2011, 19:54
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
Хотела народ порадовать..... 
А на майских праздниках я еще один журнал приобрела с другой интервьюшкой... вот теперь боюсь даже предлагать......Из журнала Gentelmen`s Quarterly... Вот выкладывать или нет?
