В знак признательности КЕРУАКУ( KEROUAC),БАРРОУГСУ( BURROUGHS), КЕССЕДИ( CASSADY) и другим ублюдкам которые разрушили мою жизнь.

   Мне было тринадцать, глаза плотно закрыты, внимательно слушаю «Frampton Comes Alive» снова и снова, это как произнесенная молитва, которая помогала оградить от слабоумия праведника, как сильно я хотел изгнать Бэмби; стать заводилой, душой компании, в стороне от полчища ябед, это было красиво, крутым реальным героем футбола. …
   Я мечтал о встрече с ней после семи-одиннадцати вечера, выпить Boone’s Farm клубнично-яблочного вина и целоваться, до тех пор пока, наши рты на станут болеть. ЗЗЗЗРРРИИИПП!! – был звук, что я услышал, он взбудоражил меня в этот приятный романтичный момент. Мой брат Денни, старше меня на 10 лет, на гране грядущего братоубийства, этого более чем достаточно: «Чувствуешь ли ты что, что чувствуем мы?», быстро схватил пластинку с играющего проигрывателя и неистово швырнул священный альбом в бездну, моей, вечно заваленной беспорядком, комнаты.
   «Все хватит»,- прошипел он. «Я больше не позволю тебе слушать это дерьмо!»
   Я сидел, загруженный им, в такой глубоко экспрессивной позе на которую способны подростки, уменьшая давление и быстро возвращаясь в реальность. Он быстро схватил запись из своей коллекции и бросил её на проигрыватель.
   «Послушай это…Это лучше, чем то, что ты слушал. ТЫ не должен слушать то дерьмо только потому что это слушают другие детки».
   «Хорошо, мать твою», - Подумал я, «включай … послушаем!»

   Музыка зазвучала… гитара, капризный нарастающий бас, флейты и подкрадывающиеся мурашки, касательно данного: «в потоке сна… между путепроводами твоих желаний..» «Черт возьми, мать твою», - думал я, Депп и Гинсберг в группе «Соединённых Штатов Поэзии», 1995 «это мягкая музыка – даже не электрическая! Эти гитары акустические, не электра - гитары!» Песня продолжалась: «Можешь ли ты меня найти… поцелуй мои газа…, чтобы я смог родиться заново…» Слова задели за живое; они не крутят подобного по радио, как мелодия гармонична в этой песне, я начал получать удовольствие от прослушивания. Черт! Мне это даже понравилось. Это был звук, который я до этого никогда не слушал, из за врожденного страха к таким группам как «America», «Seals»и «Crofts» и больше всего, к «Starland Vocal Band». И я не дам и половины гребанного ломаного гроша за безымянную лошадь, летний бриз или полуденный свет! Мне нужно было пространство для заполнения!!! Заполнения звуком… скрежещущих гитар, барабанов, обратной связи и слов… слов, которые что-то значат…звуков, которые что-то значат!
   Я очнулся, дико пригвожденным этой записью, из коллекции моего брата, как будто бы отыскал новый неизведанный клад, сокровище, и сделал такое грандиозное открытие, такое, что никто – особенно никто в моем возрасте — не мог знать или понимать. Я слушал все! Саундтреки к «A Clockwork Orange» и «Last Tango in Paris», Боба Дилана, Моцарта и Брамса … всё это хозяйство! И не мог наслушаться. Я стал своего рода наркоманом этого и это становилось постоянным геморроем на заднице моего брата. Я хотел знать все что он делает. Я хотел знать все что этот, прогнивший пшеничный хлеб, футбольный мяч, животное, не делает. Я подготовился к ухаживанию за фантастической маленькой девушкой студенткой, избегая солнечного света в кафе-мороженном и в моих ночных подростковых снах.
   Итак, я начал свое восхождение (или нисхождение) в непостижимость происходящего Извне. И закопался очень глубоко, с головой, в диссидентскую культуру золотого хранилища моего брата и год от года, брат поворачивал меня к другой области своего знания, отправляя меня еще дальше, в пропасть альтернативного учения.
   Однажды, он дал мне книгу которая стала своего рода Кораном для меня. С загнутыми уголками страниц, в бумажной обложке, очень потрепанной, в пятнах, одному Богу известно как её довели до такого состояния. «В дороге» («On the road»), написанная в состоянии наркотического опьянения человеком со странным лягушачьем именем, не произносимым для моего тинейджерского языка, нашла свою дорогу, с книжной полки моего старшего брата, в мои жадные маленькие лапы. У меня осталось в памяти что в мои годы начальной школы, средних и старших классов, возможно единственное чем я увлекался и специально изучал, была биография Кнута Рокна (Knute Rockne), некоторые вещи Эвела Книвела (Evel Knievel) и книги о Второй Мировой Войне. «В дороге» изменила мою жизнь, и в тоже время, моя жизнь трансформировалась, когда Денни вложил пластинку с композицией Вана Моррисона (Van Morrison) «Astral Weeks» в проигрыватель, в тот день.
   Мне, наверно, было что-то около пятнадцати в это время, и образ заводилы, души компании стал постепенно исчезать из моих снов. Мне он был больше не нужен. Мне нужно было бродить, странствовать, гулять…всякий раз и при любых обстоятельствах , я этого хотел! Я обнаружил себя на конце каната связывающего меня со школой, казалось, что нет особой причины для меня, чтобы остаться дальше учиться. Учителя не хотели меня учить и я не хотел учиться – у них. Я хотел продолжить свое образования из моего жизненного опыта, путешествуя по всему миру , наблюдая, и делая и двигаясь среди других бродяг, которые выглядят также подозрительно как и я, при этом совершенно нет нужды быть способным в высшей математике, нет. … Я не собирался жить как другие обычные налогоплательщики, приходить домой в 5:37 вечера, потрепать по голове любимого пса, и усесться за свой стол с одним-куском-мяса-и-двумя-овощами ожидая «Опасности», быстро надев очки, Пата Саяка (Pat Sajak) моего личного игрового шоу, «В пупке мироздания», Мирамар (Miramar), Флорида. Прекрасная жизнь, без сомнения, однако я знал, мне было не суждено жить такой жизнью, благодаря моему старшему брату Дену и фанко-канадцу с именем Джек Керуак (Jack Keriuac).
   Я нашел своих учителей, саундтрек и правильную движущую силу для своей жизни. Керуаковский стиль письма -- поток сознания, дал огромное вдохновение для жизни в потоке сознания – к лучшему или к худшему. Идея жить день ото дня, как «обычный реальный пешеход», постоянно двигаясь вперед, не важно зачем. Некое посвященное транспортное средство.
   Сквозь это представление Керуака, позже я узнал его приятелей по преступному сговору Гинсберга (Ginsberg), Барроугса (Burroughs), Корсо (Corso), Ханка (Huncke), Кесседи (Cassady) и других непокорных. Я полностью погрузился в их мир, и как губка, впитывал, на сколько мог, все их произведения. «Вой» ( "Howl") Гинсберга сделал из меня болтливого идиота, потрясающе, что кто-то смог извергнуть это, так правдиво, и точно, на бумагу. «Голый обед»(«Naked Lunch») Берроугса отослал меня к припадку истерического хохота, наряду с дураками(козлами) и маревом нечистых на руку, пресмыкающимися личностей , всегда находящихся среди нас.
   «Первая третья тирады»(«The First Third rants») Кесседи, по красоте, такая как скоростная циркулярная электро-пила. То богатство, что я имел, являлось для меня возможностью выходить из трудных положений благодаря этим героями, учителям и наставникам, что было невозможно, в любой из школ о которых я когда-либо слышал. Их безграничная мудрость и гиперчувствительность были их величайшими неотъемлемыми признаками и в некоторых случаях – как я полагаю, а я был с Керуаком – сыграло огромную роль в их окончательной гибели.
   Я имел честь встретиться и завязать знакомство с Аленом Гинсбергом (Allen Ginsberg), совсем недолгое время. Наша первая встреча произошла на звукозаписывающей площадке в Нью-Йорке, где мы вдвоем записывали эпизод к фильму «Соединенные Штаты Поэзии» («The United States of Poetry»). Я читал отрывок из «Городской блюз Мексико»(«Mexico City Blues») Керуака «Второй хор»(«2nth Chorus»), и как только я начал читать это перед камерой, я увидел уголком глаза хорошо знакомое лицо: «Мать твою», - подумал я : «Это Гинсберг!». Мы представились друг другу и он тот час начал гневно выступать по поводу моего чтения, и начал показывать мне как это нужно сделать.
   «Вот так бы это сделал Джек!», - подчеркнул он.
   Я стоял уставившись в брюхо одного из одаренных и значимых поэтов двадцатого века и со всей откровенностью и мужеством которую я мог собрать, сказал в ответ: «Да, но я не читаю так как он, я читаю это как я. Это моя интерпретация данного фрагмента».
   Тишина – ДОООЛЛЛГАЯ тишина. Тик-так, тик-так, тик-так.
   Я нервно улыбался, мои глаза бегали в нерешительности то по его лицу то по полу. Я выкурил половину моей пятитысячной сигареты за этот день в одну гигантскую затяжку и наполнил воздух вокруг нас моей отравой. И тут я как раз вспомнил его: «Не Кури!» поэтично … упс … слишком, мать твою, поздно теперь, мальчик, ты уже наступил в дерьмо! Я смотрел на Гинсберга , он смотрел на меня, и режиссер смотрел на нас, а вся съемочная группа – на режиссера, и на какое-то мгновение, стало совсем тихо, только на мгновение. Глаза Алена немного косили и затем заблестели как живые светлые огоньки. Он улыбнулся своей таинственной улыбкой и я почувствовал как Сам Господь простил мне этот ужасный грех.
   После съемок, мы взяли машину чтобы доехать до его апартаментов на Нижней Восточной Стороне и посидели за чашкой чая. Он был настолько великодушен что поговорил со мной о ранних годах Керуака, Касседи и других. Мы говорили о разных вещах, начиная с разговоров о Limo ride до высокого голоса Оскара Уальда (Oscar Wilde); у него, как ни странно была запись того как Уальд читает «The Ballad of Reading Gaol». Он беззастенчиво, безостановочно заигрывал на продолжении всего моего визита, даже позволил мне курить, пока, я сидел рядом с кухонным окном и выдыхал в него. Он любезно подписал книгу для меня и дал пару автографов(один для моего брата, конечно) затем, я отправился назад в свой отель, чтобы получить уже совершенный звонок от него, с приглашением для следующей встречи под любым предлогом.
   С этого дня , мы поддерживали связь друг с другом, последующие несколько лет, и иногда, даже встречались, время от времени. Наше общение продолжалось до нашей последней беседы, которая, состоялась за три дня до его смерти. Он позвонил мне чтобы сказать что он умирает, и что было бы здорово если бы мы увиделись снова перед тем как он отдаст концы. Он был такой спокойный, невозмутимый и умиротворенный этим, что я спросил, как он себя чувствует, рассказывая об этой ситуации. Он изящно выразился, что это как рябь на безмятежном море. Затем он заплакал не на долго, я плакал тоже, он сказал: «Я люблю тебя», и я ему ответил в свою очередь. Я сказал ему , что приеду в Нью Йорк ,так скоро, как только смогу, и мать твою, Я приехал – он умер всего несколько дней спустя.
   Гинсберг был великим человеком, как его старые приятели, которые мостили дорогу для многих и многих что ходят по ней. Пожертвование этих людей простирается выше их работ. Без «В дороге»(“On the road”), «Воя»(«Howl») или «Голого обеда»(«Naked lunch»), к примеру, были ли бы мы осчастливлены такими как Хантер С. Томсон(Hunter S. Thompson) и Боб Дилан (Bob Dylan)?. Или бессчетным количеством других писателей и поэтов такого калибра, что родились в Пятидесятые и Шестидесятые? Где бы мы были без современной классики такой как «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»(«Fear and Loathing in Los Vegas») или «Времена меняются»(«The Times They Are A-Changin»)?
   Много всего произошло со мной за двадцать лет, с того момента как я сидел и читал этот долгий наркотик - керуаковский шедевр. Я был разнорабочим на стройке, заправщиком на автозаправочной станции, плохим механиком, наборщиком сценариев, музыкантом, продавцом канцелярии по телефону, актером, и таблоидной мишенью – но не было ни секунды, проходящей мимо, в которой я был бы разделен с дорогой на которую мня поставил Джек, посредствам моего брата. Это было интересное путешествие, всю дорогу, - под воздействием эмоционального и психологического бремени -- но, мать твою, копьём прямо вниз. И я знаю, что без святых слов этих великих писателей прожегших мой мозг, я мог бы закончить прикованным к стене в государственной больнице Камарилло (Camarillo State Hospital), в бессознательном состоянии или погибнув от несчастного случая.
   Итак, в конце, что может каждый … ученик, профессор или биограф … в самом деле сказать об этих ангелах и дьяволах которые однажды были среди нас, хотя возможно немного выше над землей?

Автор Джонни Депп.
Журнал «Rolling Stone» 07 августа 1999г
Это выдержка из «Книга Rolling Stone о Битниках: Разбитое поколение и Американская культура », Rolling Stone книга под редакцией Холи Джорджа – Варена(Holly George-Warren) и опубликована Гиперионом (Hyperion).

English version