Продвинутый
Пользователи
1071
25.2.2007
Москва
2413
|
Что-то нынче меня пробило на лирику... Вот вам, дорогие мои, чрезвычайно романтическая история -
Как Зигги встретил Вэл
Зигги лежал на диване, закинув за голову левую руку, и лениво курил. Блюдечко, приспособленное под пепельницу, было удобно пристроено на сиденье антикварного стула, обитого гобеленовой тканью, прямо под правой рукой. Зигги стряхивал сигарету не глядя, и на дорогой ткани уже заметны были беловатые колбаски пепла – пару раз он промахнулся. За испорченный стул придется платить, и немало, но ему было плевать.
Он смертельно устал. Устал настолько, что даже рисовать не хотелось. Пару месяцев назад его оставила девушка, которую он очень любил. Они расстались без шума и крика, но ее чертовски не хватало. Если бы она была рядом… Увы, это невозможно. Поднять упавший дух могла только работа, и уж ее-то как всегда было выше крыши, но именно сегодня на съемочной площадке случился выходной: режиссер-постановщик строго соблюдал законы о труде, и если приходилось работать в воскресенье, непременно устраивал съемочной группе отдых в другой день. И вот получилось – сегодня нечего делать, и завтра тоже.
В Париже было жарко и душно – видимо, к вечеру собиралась гроза. Из-за окна доносился неумолчный шум машин, особенно невыносимый в такую погоду, надо бы встать и затворить раму, но шевелиться не хотелось, да и, по правде говоря, сил не было.
Но и уснуть Зигги никак не мог, хотя и пытался. Навалился тот сорт усталости, когда организм даже отдохнуть уже не может без посторонней помощи. Можно было попробовать оглушить себя хорошей порцией спиртного, но для этого нужно было, опять же, подняться с дивана.
Поэтому Зигги лежал, курил и смотрел в потолок. Потолок в люксе этой старинной шикарной гостиницы весь был в лепнине и росписи, прямо над головой Зигги резвились толстые щекастые амуры, возлежали пухлые псевдоантичные нимфы и богини, окруженные гирляндами неправдоподобно больших цветов. Роспись - этакий буржуазный гламур девятнадцатого века – была настолько роскошно-нелепа, что в этом была какая-то даже своя художественная правда. «Мне в жизни так не написать», - лениво думал Зигги, глядя на всю эту позолоченную пышную красоту.
Они расстались с Джейн, потому что он захотел постоянства в отношениях и, если даст бог, детей. Она была моложе на восемь лет, работала манекенщицей и фанатично оберегала свои стильные косточки от малейшей капли жира; карьера ее была на взлете; поэтому она сказала, что никаких детей и что она еще не нагулялась. Гулять вместе с ним, как и спать с ним, она была готова сколько угодно, но не более того. Он спросил – а может, поженимся? – Вот еще, - фыркнула она. Он попытался настаивать, она надула губки и ушла без него на какую-то пьянку. Ее не было двое суток, потом к их тогдашнему дому подкатило такси. Она поднялась в квартиру под руку с обдолбанным юнцом (Зигги даже, кажется, знал его имя, но напрягать мозги, чтобы вспомнить, было лень), пошвыряла свои вещи в чемоданы и была такова, чмокнув, впрочем, бывшего любовника в щеку – на прощание. Больше она не давала о себе знать; конечно, если бы он захотел, он мог в любом таблоиде прочесть, где она и с кем. Но это было противно.
Зигги хандрил.
Зазвонил телефон, включился автоответчик: «Сейчас я не могу подойти к телефону, рассказывайте, чего вам надо». Прошли времена, когда его автоответчик истерически кричал: «Ну нет меня дома!» или нецензурно посылал звонивших. Нынешняя запись была по меркам Зигги почти любезна. После писка раздался голос режиссера Горана Домбровича: «Я знаю, ты меня слышишь. Мы собираемся на вечеринку. Тебе понравится. Жди – буду через двадцать минут».
- Черт, не хочу я никаких вечеринок, - пробормотал Зигги. Но подниматься с дивана, чтобы смыться до прихода Горана, было в лом. Поэтому он остался где был и закурил очередную сигарету.
Приехавший вскоре режиссер, большой и шумный мужчина (Зигги предполагал, что все потомки славян такие), не дал нашему герою опомниться ни на секунду. Он вынул из пальцев своей главной звезды дымящую сигарету, небрежно ткнул ее в блюдечко и заявил:
- Подъем. Ты едешь со мной.
- Вот еще, я никуда не еду, - вяло ответил Зигги.
- Ничего не желаю слышать. Вставай. Я от тебя не отстану.
- Мне нечего надеть, - отбивался актер.
- Не сомневался, что ты так скажешь, - парировал режиссер. – Поэтому я привез тебе свой костюм.
- Я в твоем костюме утону, - возразил Зигги.
- А вот и проверим, - и неожиданно для себя Зигги обнаружил, что уже застегивает шикарные темно-синие брюки, которые не настолько оказались широки, чтобы в них нельзя было выйти из дому. К большому его разочарованию.
- Костюм-то мой, - хохотнул Горан, – но тех времен, когда я был… ээ… не так корпулентен, да. Тебя вполне можно выводить в этом в свет.
Зигги, понимая, что его депрессия бессильна перед таким напором, потянулся за любимыми ботинками.
- Нет уж, радость моя, - остановил его режиссер. – В этом безобразии ты не пойдешь.
- Не в твоих же туфлях, - слабо попытался сопротивляться Зигги.
- У тебя есть приличные штиблеты, я сам видел. Кончай придуриваться и живо обувайся!
Не прошло и получаса, как Зигги Кук был одет, обут, причесан и упихан в лимузин, терпеливо ожидавший у дверей гостиницы.
- Зря ты меня вытащил из моей раковины, - сделал последнюю попытку Зигги. – Я сегодня отвратительный собеседник.
- Спорим на сто франков, что не зря, - ответствовал Великий выковыриватель улиток и махнул водителю: поехали. Лимузин присел и прыгнул вперед.
Ехали недолго; у роскошного стеклянного вестибюля большой картинной галереи режиссер выпихнул свою звезду из автомобиля и двинулся к дверям, раскланиваясь со знаменитостями (Зигги даже не смотрел, с кем именно) и волоча актера на буксире. В галерее происходила какая-то vip-презентация. В пух и прах разряженные vipы с бокалами в руках бродили вдоль стен, увешанных художественными фотографиями, иногда сбивались в кучки, щебетали, расходились; в толпе сновали несколько обозревателей светской хроники и – что особенно противно – фотографы.
Быстро сориентировавшись, Зигги ухватил стакан скотча с подноса пробегавшего мимо официанта и плавно, не делая резких движений, чтобы не привлекать к себе внимания, скользнул в заманчивый уголок, заставленный растительностью в горшках. Тут был целый розовый куст и пара пальм, а главное – декоративная решетка, густо увитая чем-то лианообразным в ярких красно-желтых цветочках. Вот за этой решеткой Зигги и собирался спрятаться от досужих глаз.
Увы, столь привлекательное место оказалось занято. Втиснувшись в зелень под пальмой, стояла и нервно курила тоненькая большеглазая девушка. Зигги показалось даже, что она подросток. Наверное, поэтому он непроизвольно обратился к ней на «ты»:
- Прячешься? – спросил он, чувствуя себя довольно неловко: было очевидно, что девушка именно прячется и ей вовсе не нужна компания. – Извини, - добавил он. – Я тоже хотел… Если я мешаю, пойду поищу другую нору.
- Да ладно, - сказала девушка и слегка улыбнулась. Аборигенка: француженка. – Если ты дашь мне глотнуть своей выпивки, так и быть, прячься здесь.
Зигги протянул ей стакан. Она глотнула, поперхнулась, глаза ее распахнулись так, что показались вдвое больше, чем были.
- Опрометчиво с моей стороны, - пробормотала она. – Неразбавленное – это чересчур.
- Тогда верни стакан, - сказал Зигги и ухмыльнулся. – Мне-то в самый раз.
Они замолчали; девушка оглянулась в поисках пепельницы, которой, конечно же, не было, пожала детскими плечиками и ткнула окурок в горшок с развесистым растением. Насколько Зигги успел заметить, окурок в горшке был далеко не первый.
- Не возражаешь, если я тоже закурю? – спросил он, вытаскивая сигареты.
Она не возражала. В полном согласии они стояли в этом благословенном тихом уголке, курили и думали каждый о своем. Зигги исподтишка поглядывал на незнакомку. Она была мила, хотя и не красавица, трогательно хрупка (к субтильным девушкам он издавна питал слабость), а улыбаясь, показывала кривоватый зуб, который почему-то придавал ее улыбке необыкновенную прелесть несовершенства. И конечно же, хоть и совсем юная, она вовсе не была подростком.
Горшок пополнился еще двумя бычками. Девушка вздохнула.
- Ну все, надо вылезать. До чего же не хочется…
- А может, ну их всех – смоемся отсюда потихоньку? – предложил Зигги.
- Не могу, - она покачала головой. – Еще минимум час мне надо кивать и улыбаться, кивать и улыбаться… Merde!
Она сделала глубокий вдох, встряхнула волосами и выскользнула из зеленого закутка, на секунду сверкнув перед Зигги обнаженной спиной. Он замер, ослепленный. Потом вышел в толпу вслед за ней. Поискал ее глазами. Нашел. Она приветливо улыбалась и кивала толстому седому дядьке в чудовищно дорогом костюме. Зигги с независимым видом двинулся сквозь толчею в ее сторону. Но не дошел: его перехватил Горан.
- Ну, как ты? – прокричал режиссер, перекрывая бурление болтливых vipов.
- Кто эта девушка? – крикнул в ответ Зигги. Горан придвинулся ближе и проследил за взглядом актера.
- Да ты лопух, друг мой, - захохотал он. – Вечеринка-то в ее честь! Она актриса, певица и фотомодель. Посмотри вокруг, чудо американское!
Зигги оглянулся. С фотографий на стенах на него смотрела худенькая глазастая девушка, только что в дружелюбном молчании курившая с ним под пальмами.
- Теперь понимаю, почему она не могла смыться… - пробормотал Зигги.
- Валери Эдем, - продолжал между тем Горан. – Она здесь звезда. Только в вашей чванливой Америке не знают наших европейских знаменитостей.
- Действительно, впервые слышу, - рассеянно согласился Зигги. – Ладно, пойду попробую пообщаться.
И он поспешно сбежал от своего режиссера. Но Валери была занята: она кивала и улыбалась самому ненавистному представителю человечества - светской журналистке, кажется, из «Вог» или «Базар». Пришлось свернуть с курса: не хватало еще засветиться рядом с Валери, не успев толком познакомиться.
Битый час наш герой маялся, наблюдая за девушкой издали и не решаясь подойти. То и дело его кто-нибудь ловил за рукав и порывался поговорить о кино; он машинально отвечал, сам не помня, что несет. Наконец Валери ловко увернулась от очередной стайки vipов и направилась к благословенным пальмам. Бросив своему собеседнику что-то вроде «Да, я с вами совершенно согласен, это чудовищный фильм» (не имея понятия, о чем, собственно, шла речь), он устремился к зеленому оазису. У решетки они столкнулись.
- Скорее, увидят, - шепнула Валери и нырнула в кусты. Зигги, не мешкая, протиснулся за ней.
- Знаешь, я уже сыта этим сборищем по горло, - сказала она, закуривая свою тоненькую дамскую сигаретку.
- То есть ты готова тихо отсюда свалить? – с энтузиазмом отозвался Зигги. – Предлагаю удрать и погулять по городу.
- Пойдем, - согласилась она.
Когда они с тысячью предосторожностей выбрались на улицу, там уже темнело. В фиолетовом вечернем небе сгущались тучи.
- Похоже, сейчас ливанет, - сказала Валери. – Бежим подальше отсюда.
Дождь хлынул, когда от галереи их отделяло два квартала. Они мгновенно промокли до нитки, но это только развеселило обоих. Девушка скинула туфли и пошла по лужам босиком. Зигги предложил ей свой пиджак – то есть пиджак Горана, - но она улыбнулась своей дивной улыбкой и покачала головой. Надевать обратно сырую шерсть было противно, и Зигги завязал рукава шикарной шмотки вокруг талии. Потом стянул через голову галстук и сунул его в карман брюк. Волосы его вымокли и свисали сосульками на лицо; ее прическа, впрочем, выглядела не лучше. Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
- Слушай, - начали они одновременно и согнулись от смеха.
- Что ты хотела сказать?
- Я хотела предложить дойти до Эйфелевой башни, - ответила она. – Ты как?
- Я за, - согласился он. Он на все был согласен, чего бы ни пожелала сейчас эта необыкновенная девушка.
Они шли, смеялись, болтали, все вокруг казалось солнечным и ярким, хотя уже совсем стемнело и зазолотились вечерние огни. До Эйфелевой башни не дошли – у девушки устали с непривычки босые ноги, - зато нашли фонтан, сели рядышком на бортик и окунули разгоряченные ступни в воду. Бедные брюки Горана! Закатанные до колен, безнадежно помятые, испачканные на заднице городской пылью! Зигги было плевать. Он держал за руку удивительную девушку, которая понимала его с полуслова, а то и вовсе без слов, которая чудесно смеялась и умела помолчать, когда слова не нужны. Кстати о словах – она заставила его говорить по-французски, пришла в восторг от его запинающейся неправильной речи с жутким американским акцентом и немедленно начала учить, как выговорить то и это.
Только посреди ночи – или даже под утро? - они спохватились, что пора бы и по домам, и поймали такси; и в такси он наконец поцеловал ее. Она прижалась к нему хрупким телом, голова его кружилась, он шептал что-то бессвязное прямо ей в губы и не мог от нее оторваться.
- Подожди, глупый, мы приехали, - прошептала она наконец, вывертываясь из его рук. – Это дом моей маман, она женщина суровая. Давай встретимся завтра, хочешь?
- Спрашиваешь! – ответил он, задыхаясь от восторга и разочарования. – Утром, идет?
- В десять, у Лувра, - ответила она и выскользнула из машины.
Зигги не помнил, как добрался до своего дивана, упал на него, не раздеваясь, прямо в сырых брюках, и уставился на потолочную роспись. Пышногрудая Венера подмигнула ему с потолка.
Уже засыпая, он вдруг понял, что умудрился не назвать Валери своего имени и что она ни разу не спросила, как его зовут.
На утреннее свидание он шел с мрачной решимостью гладиатора, уверенный, что Валери не знает, кто он такой, и твердо убежденный, что нужно наконец представиться. Он перебирал в уме все свои прегрешения, действительные и мнимые, раздутые прессой до чудовищных размеров, и представлял, как дивное светлое создание отшатнется от его пугающей репутации. Наркотики. Пьянство. Бабы непрерывные. Хулиганские выходки. Приводы в полицию. И все это – на первых полосах. С фотографиями.
Он не сделал попытки выглядеть денди – наоборот. Он надел драные выцветшие джинсы со следами масляной краски. Он натянул дырявую полосатую майку, выставив наружу татуировки на бицепсах. Он влез в любимые разбитые ботинки армейского образца, так презрительно отвергнутые Гораном накануне. Он провел расческой по встрепанной шевелюре, передумал и растрепал ее снова. Из зеркала на него смотрел угрюмый уличный задира. Тогда, завершая образ, он нацепил черные очки и отправился к Лувру.
Она ждала его недалеко от главного входа – в джинсах, маечке и бейсболке, на ногах беленькие кроссовки, и выглядела совсем ребенком, хотя он знал уже, что ей двадцать четыре и у нее есть прошлое. Она увидела его и вся засияла ему навстречу.
- Здравствуй, - сказал он. – Я не представился вчера.
- Здравствуй, - ответила она. – Я узнала тебя с первого взгляда, Зигги Кук. Пойдем гулять.
Вечером, свернувшись в его объятиях уютным котенком, она сказала:
- Наверное, я в тебя влюбилась.
- Наверное, я тоже, - отозвался он.
Помолчали.
- Знаешь, - сказал он, - я хочу… Черт, не знаю даже чего хочу. Подарить тебе луну с неба?
- На что мне луна? – пробормотала она. – Мне не нужна луна.
- Ну… море… или остров… Хочешь остров?
- От тебя я хочу ребенка, - ответила она. И сама испугалась того, что ляпнула. Мужчины боятся ответственности. Особенно они боятся детей. Кто тянул ее за язык? Она замерла, ожидая, что теперь будет.
Он прижал ее к себе и взъерошил ее волосы.
- Хоть дюжину, - ответил он. – И давай приступим прямо сейчас.
Пышнотелая Венера над ними широко улыбнулась и погрозила кулаком своей свите. Нимфы и амуры, подталкивая друг друга локтями и беззвучно хихикая, на цыпочках скрылись за грандиозным золоченым облаком. Венера нырнула вслед за ними. И не высовывалась до самого утра.
Назавтра был напряженный съемочный день. Зигги сверкал и переливался, как китайский дракон, и играл гениально. После работы он вручил Горану загубленный костюм и бумажку в сто франков. Горан не понял. «Ты выиграл, - сказал Зигги, сияя. – Ты не зря вытащил меня на ту вечеринку». И, насвистывая, побежал на солнечные улицы Парижа, где его ждала Валери, их будущие дети, море и остров. И где-то там, высоко – луна, которую, так и быть, он оставит пока висеть - для какого-нибудь другого парня.
--------------------
Блаженны юные, ибо они наследуют национальный долг. Г.Гувер
Идеальный мужчина всегда женат на другой. Ф. Данауэй
|
Зигмунт Кук, superstar (биографическая ерундовина)
1.7.2007, 13:29
... тем, что успела "читануть": два последних рассказа и особенно поразили стихи - льются в душу только так! 
а пока не осилила, отписываться не хотела!
